"Эхо Москвы" а Санкт-Петербурге, 18.08.2009

Гость: Юрий Шмидт

Ведущий: Николай Нелюбин

<...>

Н.Н.: Тогда мы перейдем к конкретному судебному процессу, к которому вы имеете непосредственное отношение. Я имею в виду дело экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского. Обвинительное. Скажем так, оглашение обвинительного заключения, оно продолжается?

Ю.Ш.: Не совсем так. Обвинительно заключение, состоящее из 14-ти томов, оглашали что-то по-моему в пределах одного или полутора месяцев. Сейчас сторона обвинения оглашает материалы дела, оглашает по своему выбору те документы, которые, как она считает, являются доказательствами вины Ходорковского и Лебедева.

Н.Н.: Вот из новостей, накануне. Судья оставил прежних прокуроров, хотя защита просила их заменить, так это назовем, и есть интервью в журнале «Русский Newsweek», где Михаил Ходорковский объясняет, что признавать вину в несуществующих преступлениях для меня неприемлемо и не будет просит о помиловании. Здесь встает вопрос, Юрий Маркович, зная опять же в какой стране мы живем, кому Михаил Борисович Ходорковский что хочет доказать?

Ю.Ш.: Это сложный вопрос. Дело в том, что пять с половиной лет назад, когда я вступил в это дело, это был едва ли не первый вопрос, который я задал своему клиенту. Известно, что Платона Лебедева арестовали в июне 2003-го года, и тогда же генеральная прокуратура сразу же опубликовала на своем сайте постановление о привлечении его в качество обвиняемого. Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы, прочитав это постановление, не понять, без Ходорковского это дело не обойдется, что Ходорковскому обвинения обязательно будет предъявлено. Но тогда еще власть не считала себя настолько сильной, чтобы взять и арестовать Ходорковского, то есть план разгрома ЮКОСа и присвоения ЮКОСа у нее уже, конечно, существовал, но они сделали все возможное для того, чтобы выдавить Ходорковского в эмиграцию. Три месяца прошло, три с половиной месяца между арестом Лебедева и Ходорковского. Ему не ограничили выезд заграницу, масса людей достаточно высокопоставленных говорили Ходорковскому прямо, что не возвращайся, потому что решение принято. Ходорковский вернулся и оказался на скамье подсудимых. Почему он это сделал? В какой-то степени он сам это объясняет в частности в своем интервью в «Русский Newsweek». Я могу от себя добавить, может быть, не помню, говорил ли он это публично сам, мне он, по крайней мере, это говорил, что его единственная ошибка, в которой, собственно, он не раскаивается, - это переоценка своих возможностей доказать свою невиновность. Вот люди, которые могут сравнить (извините, я сделаю глоток воды, просто у меня очень першит в горле)

Н.Н.: Просто хочется понять. Спустя пять с половиной лет, как изменилась позиция Михаила Борисовича?

Ю.Ш.: Он считал, что не может быть суд таким, чтобы не воспринять разумных доводов и абсолютно неопровержимых доказательств защиты.

Н.Н.: Объективной реальности.

Ю.Ш.: И вот в первом процессе он вел себя довольно инертно, он не боролся, что называется, каждый день и на каждом рубеже. Сейчас он стал совершенно другим человеком, потому что за эти годы он прошел столько судов кроме суда по главному уголовному делу, у нас же была масса судов со службой исполнения наказания, обжалования действий следователей, прокуроров и так далее. И каждый раз он убеждался, что законность и судопроизводство в России - это вещи несовместимые . Тем не менее, как вы могли заметить, в интервью журналу «Русский Newsweek» он говорит, что даже если бы я просчитал все, что меня ждет, я бы, наверное, поступил так, как я поступил. И это же сказал он и мне, вот только, может быть, дав объяснения, которые он не давал прессе, в таком виде оно прозвучало несколько инфантильно, что я не предполагал, что у нас такая судебная система. Я этого не предполагал. Ошибка, кто-то из врагов Ходорковского написал статью под названием, пародируя Толстова, «Ошибка инженера Гарина» - «Ошибка инженера Ходорковского». Вот ошибка инженера Ходорковского заключалась в том, что он недооценил зависимость, полную подчиненность российского суда действующей власти и совершенно полное отсутствие интереса этого суда к истине по делу. Полное пренебрежение к правам человека, в том числе к процессуальным правам подсудимого, этого он действительно недооценил.

Н.Н.: Юрий Маркович, так вот все-таки спустя пять с половиной лет позиция Ходорковского не поменялась? Скажем так, реакция, которая была вызвана его поступкам, его поведением, не подталкивает ли его к мысли...напрасно?

Ю.Ш.: Вы заставляете меня сказать о вещах, которые, скажем, ну ладно, я скажу. Это, в общем, не будет, вероятно, нарушением профессиональной тайны, но это разговор двух людей, которые доверяют друг другу. А Михаил Борисович, конечно, страшно мучается из-за того, какое горе он принес своей семье, своим старикам родителям, своим несовершеннолетним детям, которые за это время двое младших близнецов за это время стали вдвое старше и выросли практически без отца, я знаю, что вот эта боль живет у него постоянно. И в разговоре со мной он этого не скрывал, но он достаточно сильный человек, а после пяти с половиной лет лагерей и тюрем он стал человеком стальным. И если он отвечает на вопрос, что он все-таки даже, если бы имел возможность вернуться назад и если бы представлял все, с чем ему придется столкнуться в том виде, в каком ему придется столкнуться, он, вероятно, поступил бы так же, как поступил. Потому что для него участь политзаключенного с точки зрения его высочайшего понимания чести и достоинства, она для него почетнее и предпочтительнее, чем участь политэмигранта.
<...>
Н.Н.: Ну что же, спасибо вам большое, будем заканчивать. Наше время подходит к концу. Мне остается напомнить, что в нашем эфире был адвокат Юрий Штидт. Спасибо вам, Юрий Маркович. Я надеюсь, что мы здесь встретимся хотя бы через три года, как мы условились, и посмотрим, что будет тогда.

Ю.Ш.: Я бы хотел пораньше.

Н.Н.: Я говорю хотя бы.

Ю.Ш.: Тем более, что тяжелая операция, которую я перенес, прошла достаточно успешно, и период реабилитации моей после болезни заканчивается. Я надеюсь и в процессе Ходорковского принимать не виртуальное участие, а реальное.

Н.Н.: Когда?

Ю.Ш.: Скорее всего, с сентября. Ну и свои возможности общения с прессой тоже, конечно, расширить.

Н.Н.: Спасибо вам, будьте здоровы!

Ю.Ш.: Спасибо вам.