"Контакт ТВ" г. Сегежа, Интервью с адвокатом Юрием Шмидтом, 25.05.2012

Юрий Маркович, вы возглавляете защиту Михаила Ходорковского, почему вы приняли такое решение защищать Михаила Борисовича?

Я бы не сказал, что я ее сейчас возглавляю, был такой период, потом я уступил должность координатора более молодому коллеге, которому с этим справляться значительно легче. А почему я защищаю Ходорковского на протяжении уже восьми лет, ну, по двум причинам, во-первых, потому что я адвокат и это моя работа – защищать людей, а во-вторых, я за последние годы стал человеком избирательным в вопросе о том, чье дело принять, кому отказать, потому что принять все дела, по которым обращаются, невозможно, но дело Ходорковского я принял с огромной радостью и считаю для себя большой честью защищать этого человека. Потому что, с одной стороны, я уверен в его невиновности, а с другой стороны, я нахожусь под впечатлением от этой совершенно потрясающей личности, от масштаба и человеческого, и профессионального и считаю, что в этом нашем дуэте мне повезло больше, чем ему, потому одно общение с ним – это уже, так сказать, некая премия.

Вы могли бы о нем рассказать как о человеке немножко.

Это совершенно незаурядный человек, причем его потенциал до конца не раскрыт даже до сих пор. Он прекрасно образован, он интересуется огромным количеством проблем и во многих из них разбирается совершенно профессионально, этот человек очень яркого, гибкого и могучего интеллекта, человек безграничного обаяния и это его личные качества. Кроме того, он талантливейший бизнесмен. Это сегодня говорят, что просто передали компанию из государственной собственности в частную и перенаправили потоки денег – это клевета, сознательная клевета, потому что компания в том виде, в каком она досталась Ходорковскому и еще группе акционеров, компания представляла собой весьма печальное зрелище: добыча год от года падала, инфраструктура требовала обновления, долги по зарплате и перед бюджетом составляли несколько миллиардов долларов, а цены на нефть были не 120 или там 110, как сегодня, долларов за баррель, а в десять раз меньше. И вот в таком состоянии приняв компанию, с такими ценами на нефть, Ходорковский за несколько лет ухитрился расплатиться с долгами, обновить инфраструктуру, разведать новые месторождения и увеличить падающую добычу нефти вдвое с того максимально объема, который она добывала до того, как он стал ее хозяином. И поверьте мне, это было по плечу только человеку, который вложил туда не только колоссальный труд, энергию...(он и по специальности химик-нефтяник, но он освоил все тонкости производства, начиная с самых подготовительных работ и по разведке, и по добыче, и по перегонке, и так далее), это потребовало еще действительно настоящего таланта, неординарных решений, огромной силы воли и того, что дается, может быть, одному человеку на миллион таких качеств.

А что помогает ему переносить вот такие долгие годы заключения? Не отразилось ли это как-то на его здоровье?

Ему помогают переносить эти годы заключения те же качества, которые я назвал, плюс еще высокая собранность и внутренняя дисциплина, спокойный и неконфликтный характер и трезвое и объективное понимание того, что происходит за пределами колонии, какая обстановка в стране. Он за этим, кстати говоря, очень внимательно следит, получая огромное количество почты, и в курсе всех проблем, которые сегодня волнуют и занимают наших граждан. О самодисциплине я уже сказал...а еще следование известной формуле, когда-то предложенной Солженицыным для, в первую очередь, заключенных: «Не верь, не бойся, не проси». Поэтому он относится ко всему происходящему, ну, как к испытанию, которое, может быть, даже дано свыше и которое надо перенести. Как он сказал однажды в своем интервью: «Находясь в колонии, о свободе я заставил себя не думать». И это не простые слова, он вообще не бросается словами и то, что он говорит – это абсолютно то же самое, что он думает.

Какое отношение к нему со стороны заключенных, администрации исправительного учреждения?

Он не жалуется. Он вообще, честно сказать, человек, который не склонен жаловаться на жизнь, хотя, надо сказать, в его положении не грех бы и пожаловаться и вспомнить о том, что он потерял, и, что он приобрел, между прочим, вполне осознанно. С заключенными у него отношения ровные, относятся они к нему с уважением. Со стороны администрации...единственное, что он мне сказал, что здесь в Сегеже порядки в колонии значительно лучше, то есть закон соблюдается значительно строже и более пунктуально, чем это было в первой его колонии. И я бы сказал, что, в общем, с администрацией отношения вполне хорошие, но вот у нас есть одно взыскание, которое, с моей точки зрения, объявлено незаконно, которое мы обжаловали, это за то, что Михаил Борисович передал пачку сигарет одному из товарищей по несчастью, другому заключенному. Формально это как бы запрещено правилами внутреннего распорядка, но в то же самое время это основано на общечеловеческой морали и это всю жизнь существует и будет существовать в колониях, несмотря ни на какие запреты, потому что если приучить людей к тому, что вот ты получил передачу, ты ешь ее хоть под одеялом, хоть уйди куда-то там в темный угол, где тебя не видит, но не поделись с голодным товарищем, – это та мораль, которая не привьется в лагере никогда, и, слава богу, что не привьется. Ну, вот это взыскание, тем не менее, существует и оно в определенной степени служит формальным препятствием к возможности условно-досрочного освобождения, то о чем вы, наверное, меня тоже хотите спросить...

Будете подавать <ходатайство об УДО>?

Решение в окончательном виде принимает сам Михаил Борисович. Он лучше значительно оценивает обстановку. С точки зрения закона уже несколько лет назад его должны были бы освободить условно-досрочно, потому что все условия соблюдены: положенную часть срока он отбыл, серьезных настоящих нарушений, то есть которые действительно любой человек поймет и воспримет как нарушение, у него нет, но тем не менее ему отказали в свое время в Читинском суде, и он не хочет повторять этот опыт печальный, тем более объявленное взыскание действует в течение года и нет ничего проще, чем формально сослаться на наличие взыскания и сказать, что он не доказал свое исправление и перевоспитание. В общем, Михаил Борисович очень хорошо понимает, что его освобождение зависит не от Сегежского районного суда, а от совершенно других государственных институтов и персонально конкретных людей. И пока нет основания считать, что эти люди изменили свое отношение к Ходорковскому и где-то в высоких кругах принято решение о его освобождении.

Каковы условия содержания даже по сравнению с предыдущей колонией?

Ну я уже сказал, что Михаил Борисович считает их нормальными, его права, если не считать это взыскание, с которым и он не согласен, естественно, я не согласен, - его права соблюдаются в соответствии с требованиями закона. Колония в Краснокаменске была сильно криминализирована, и отношения между администрацией и заключенным контингентом там явно были нездоровые, здесь этого нет.

Как часто Михаил Борисович видится с близкими?

Ровно, как положено по уголовно-исполнительному законодательству: раз в три месяца ему предоставляется личное свидание трехдневное, приезжает жена или родители. Если не ошибаюсь, два раза в месяц предоставляется общее свидание – это час-полтора через стекло по внутреннему телефону разговор, которое можно заменить звонком и разговором по телефону с родными. По-моему, пока родные все-таки стараются не пропускать даже такой возможности и приезжать на личную встречу, а не звонки по телефону.

В колонии есть «Скайп», вот разрешают ли общаться по «Скайпу»?

Нет, конечно, ни по «Скайпу», ни по Интернету вообще. И что очень обидно, не разрешают пользоваться компьютером даже как просто пишущей машинкой. Ведь вам, возможно, известно, что Михаил Борисович дает много интервью российским и зарубежным изданиям, что он пишет очерки о тюремной жизни, которые печатаются в журнале «The New Times», и ему все приходится писать от руки, и компьютер очень бы сильно облегчил ему жизнь, но по непонятным для меня лично причинам это запрещено. Причем запрещено не только пользоваться заключенному, но, скажем, даже адвокату во время свиданий. И вот то, что я хочу ему показать, скажем, какие-то решения по его делу, какие-то материалы, напечатанные о нем, вместо того чтобы принести ноутбук и показать ему это прямо с экрана, я все это должен распечатать. Иногда мои коллеги, которые приезжают чаще, чем я, приносят вообще сотни листов, нужно вот такую пачку бумаги тащить, для того чтобы ему показать.

Михаил Борисович занимает активную политическую позицию, вот какие прогнозы развития страны после выборов он дает?

Мне, пожалуй, трудно пересказать, потому что он, в общем, сформулировал свою позицию и опубликовал ее по жизненно важным вопросам для россиян. Не могу сказать, чтобы у него был очень оптимистичный подход, но и, скажем, излишнего пессимизма он тоже не высказывает. У него есть очень четкие рекомендации в тех областях, в которых перемены, реформы, причем срочные реформы, необходимы, но не похоже, чтобы власть к этому прислушивалась, а если не проводить те реформы, о которых Михаил Борисович говорит (не заставляйте меня пересказывать это подробнее, потому что это будет очень долгий рассказ), - вот если не проводить эти реформы, он считает, что России грозят большие беды, включая распад.