Интервью Юрия Шмидта телеканалу "НИКА плюс Сегежа", эфир 24.05.2012

Недавно в Сегеже побывал адвокат Михаила Ходорковского, Юрий Маркович Шмидт, чтобы встретиться со своим подопечным. Мы обстоятельно, насколько позволило время, побеседовали с ним о неоднозначном деле Ходорковского.

Недавно вам исполнилось 75 лет. А сколько лет вы занимаетесь юридической практикой?

Юридической практикой я занимаюсь ровно столько, сколько и адвокатской. В 1960 году я закончил Петербургский университет и, после некоторых проблем, на в том же году был принят сначала стажером, а потом стал членом городской Петербур... Ленинградской тогда еще, конечно, коллегии адвокатов, так что считайте, по Малинину-Буренину получается 52 года. Но, правда, для того, вероятно, чтобы сделать мой юбилей круглым, в свое время госбезопасность вместе с руководящей и направляющей силой нашего общества, она же ум, честь и совесть нашей эпохи, исключали меня из коллегии адвокатов, и полтора годая боролся за свое восстановление, за реабилитацию, победил, так что стаж у меня чистый 50 лет.

И за все это время вы так и не поняли, что бороться с государством - неблагодарное дело?

То, что бороться с государством - неблагодарное дело, я понял еще до того, как стал адвокатом, и, может быть, это и было одним из стимулов, которые меня и привели в адвокатское сословие, в адвокатскую профессию. Но адвокатура по сути своей организация, которая как бы представляет собой форму легальной оппозиции, что меня очень устраивало в советское время, и очень устраивает сейчас, когда времена во многом очень похожи на 60-70-е и 80-е годы прошлого века. То, что адвокатская работа состоит не из одних успехов, это очевидно. Но в то же самое время, подводя, как бы, итоги своей многолетней деятельности на этом поприще, я не могу сказать, что я занимался пустыми хлопотами в казенном доме. Я думаю, что во многих случаях мне реально удавалось оказать помощь людям. И ведь по сути своей что такое адвокат, это не оправдать всех, это найти в каждом деле возможность облегчить судьбу своего подзащитного. Иногда это бывает неправильная квалификация обвинения, иногда это бывает... бывают неучтенные следствием и судом смягчающие обстоятельства. Ведь это мы здесь, люди свободные, меряем все так – здесь воля, там тюрьма, а каждый день, проведенный за решеткой, имеет значение. И когда мне, скажем, удавалось в кассационной инстанции человеку, получившему 12 лет, снизить его наказание до 10,5, он радовался этому как ребенок, потому что он понимал, что это меньше на 1,5 года, и быстрее наступает возможность условно-досрочного освобождения, значит, срок еще более приближается. И, конечно, оправдательные приговоры, это и в старое время, и сейчас бывают довольно редко, но мы не всегда и просим об оправдании, и я бы даже сказал, что чаще люди признают себя виновными, и в большинстве случаев у нас все-таки судят виновных. Поэтому не так уж все безнадежно и в нашей работе тоже.

Как вы считаете, предел прочности Михаила Ходорковского бесконечен?

Михаил Борисович живой человек, и, надо сказать, за те годы, что он провел в неволе, он стал старше на 8,5 лет. Конечно, определенные изменения произошли на моих глазах, он заметно поседел, ну, и выглядит ровно на свой возраст, хотя до ареста он был исключительно моложавым человеком, ему можно было дать еще меньше, чем реально ему было. Но дело в том, что он человек необыкновенной силы, силы духа, силы воли, и поэтому, прочувствовав и сознательно приняв некоторые правила своей новой жизни, он сумел адаптироваться к этим условиям. И, как он сказал, запретил себе думать о свободе. Поэтому, конечно, если нам удастся, что уже... несколько трудно представить, если нам удастся добиться еще какого-то снижения срока, мы будем все счастливы и радоваться этой победе, но он готов к тому, что ему придется отбывать его от звонка до звонка, и он выдержит. Нет дерева, я бы постучал на всякий случай, но этой на случай именно непредвиденных обстоятельств. А так его силы воли хватит на то, чтобы вынести эту пытку, которую он испытывает постоянно.

Когда в конце 2011 года вы были в Петрозаводске, вы сказали: «Моя интуиция подсказывает, что в 2012 году Ходорковский и Лебедев должны быть на свободе». А что подсказывает вам ваша интуиция сейчас?

Ну, 2012 год не дошел еще даже до половины. Вообще, надо сказать, после этой моей фразы огромное количество журналистов и телекомпаний и информационных агентств, газет и журналов обращались ко мне, будучи уверенными, что я имею какие-то секретные данные, и очень просили эти данные разгласить. Я же объяснил, что на тот момент я учитывал целый ряд факторов: социально-политическую обстановку в стране, учитывал экономические перспективы и в России, и в Европе. Да и в глобальном масштабе тоже: усилившееся бегство капитала из России и весьма неблагоприятную экономическую конъюнктуру, несмотря на продолжающееся сохранение высоких цен на нефть. И мне казалось в то же время, что человек, от которого зависит судьба Ходорковского – могу назвать его имя, да впрочем, вероятно, оно всем известно – что этот человек когда-нибудь поймет, что для страны, которую он собирается в очередной раз возглавить, для страны Ходорковский в тюрьме – это непрагматично, это нерасчетливо. Что инвестиционный климат и привлекательность России как рынка и как возможности для реализации экономических планов Запада будет значительно выше, если Ходорковский выйдет на свободу. Но тут возникает конфликт между государственным мышлением и личной ненавистью, которую этот господин испытывает к Ходорковскому. По-моему, так он ненавидит двух людей на свете – Михаила Саакашвили и Михаила Ходорковского.

Могут ли власти захотеть каким-либо образом ухудшить участь Ходорковского?

А куда уж ее ухудшать-то? Сочинить еще третье дело? Да я полагаю, если бы такая возможность была, мы бы уже с этим столкнулись. Дело в том, что время идет, и истекают сроки привлечения к уголовной ответственности. Ну, если только обвинить Ходорковского в том, что он готовил побег из лагеря, там, подкоп с выходом прямо в центре Европы. Ну, это, все-таки, довольно... довольно маловероятно, вот. Но вообще, все бывает. Когда речь идет о деле Ходорковского... Знаете, я когда-то сказал, вернее, Ходорковский сам сначала произнес такую фразу... «дело ЮКОСа – это территория, свободная от действия законов России». Это так и остается до сих пор. Поэтому меня не удивит, если появится какое-то обвинение, единственно, что я исключаю, - это обвинение в многочисленных убийствах, о чем многократно говорил господин Путин, утверждая, что, во-первых, Ходорковский, конечно, ни в чем похожем не замешан. А во-вторых, если бы была хоть маленькая возможность такое обвинение предъявить, оно было бы предъявлено очень давно. Но, понимаете, при всех изобретательных возможностях нашей юстиции,  даже послушное следствие не нашло ни... ничего, что могло бы это обвинение хоть... придать ему хоть какую-то видимость действительного.

Есть ли у вас какая-нибудь надежда на Верховный Суд, куда защита подала надзорную жалобу на приговор Данилкина?

Ну, я уже не раскрою секрета, это уже стало секретом полишинеля, потому что еще вчера на сайте khodorkovsky.ru опубликовано постановление члена Верховного Суда, отказное постановление, которым наша жалоба надзорная отклонена. В этом постановлении нет ровным счетом ничего нового, чего не содержали бы, за исключением некоторых уникальных фраз, ну, я не хочу специально к этому возвращаться, потому что я это постановление один раз прочел, вот сегодня познакомлю с ним Михаила Борисовича во время свидания. Оно повторяет зады, все, что говорилось, все, что уже звучало, все повторено, может быть, только переставлены абзацы из прежних судебных документов приговора и кассационного определения. Ну, пожалуй, единственную вещь я вам скажу конкретную, вам, возможно, известно, что м... по зада... В свое время по поручению Президента Медведева независимые эксперты проверили дело Ходорковского, причем это была международная команда, люди работали независимо один от другого, кандидатуры экспертов согласовывались на Совете по гражданскому обществу и правам человека при Президенте, это все держалось в строжайшей тайне от непосвященных людей. И все эксперты, которых привлекли, независимые, не сговариваясь, дали заключение об отсутствии во втором деле Ходорковского признаков состава преступления, каких бы то ни было, какого бы то ни было преступления. И вот по этих экспертных заключений, которые были приложены к нашей надзорной жалобе, судья, его фамилия Воронов, судья, который изучал это дело, ограничился одной фразой: «Что касается представленного доклада Совета по правам человека, то суд согласен с мнением председателя московского городского суда Егоровой». А Егорова какое-то время назад в устной беседе заявила, что ее эти доклады не убеждают. Не мотивируя вообще никаким образом. Эти заключения, точнее, приложенные к этому докладу, не убеждают. Вот и все. Вот так поступают с аргументами защиты.

Через месяц с небольшим у Ходорковского день рождения. Что бы вы ему пожелали помимо свободы?

Здоровья. В первую очередь здоровья. Он когда-то написал, что болезнь в тюрьме – это смерть. Вот я ему желаю здоровья, потому что когда я говорил об обстоятельствах, которые могут неожиданно вмешаться, я имел в виду, что все люди смертны... со всеми может приключиться что-то, что резко перечеркнет все планы. Поэтому я ему желаю только здоровья и желаю, конечно, разумного и доброжелательного отношения со стороны администрации, чтоб ему не объявляли взыскания за вещи, которые вообще не являются правонарушениями. И чтобы хотя бы теоретически оставалась возможность условно-досрочного освобождения.

Спасибо.